– Бек не сказал вам, зачем ему эти документы?
– Он назвался безутешным супругом, говорил что-то о фотографиях, больше ничего… – Харпер пожал плечами.
– А о вскрытии он вас расспрашивал?
– Так, задавал какие-то общие вопросы.
– Какие именно?
Харпер поразмыслил немного.
– Спрашивал, помню ли я, кто именно опознал тело.
– А вы вспомнили?
– Сначала – нет, потом – да.
– И кто же?
– Отец убитой. Потом Бек спросил, много ли ему понадобилось времени.
– Кому? На что?
– Отцу, на опознание.
– Странный вопрос. Зачем Беку эта информация?
– Честно говоря, я сам не понял. Он хотел выяснить, как скоро его тесть идентифицировал тело: сразу или через некоторое время.
– Для чего он хотел это выяснить?
– Вот уж не знаю.
Карлсон попытался хоть как-то объяснить услышанное. Не получилось.
– И что вы ему ответили?
– Правду. Что я не помню. Что, вероятно, все было, как обычно, а то бы я насторожился.
– Что-то еще?
– Нет, вроде нет. Послушайте, если мы закончили, мне надо идти – у нас тут двое мальчишек вмазались на «цивике» в телефонную будку.
Карлсон сжал документы в руке.
– Да, – сказал он. – Закончили. Если вы мне еще понадобитесь, где вас найти?
– Я буду у себя в офисе.
«Питер Флэннери, адвокат» – было набрано выцветшими золотыми буквами на поцарапанной стеклянной двери. В стекле зияла дыра размером с кулак, которую кто-то заклеил скотчем. Судя по виду скотча, лет ему было немало.
Я по-прежнему прятался за козырьком кепки. После «беседы» с азиатом нещадно болели внутренности. Мое имя звучало на всех радиостанциях вкупе с обещаниями каких угодно снисхождений в обмен на явку с повинной. Я официально числился в розыске.
К такому быстро не привыкнешь. И все-таки, несмотря на беды, я чувствовал невероятный подъем, будто все плохое происходило не со мной, а с кем-то лишь смутно мне знакомым. Я, сидящий тут, не переживал. У меня была одна цель – найти Элизабет, остальное казалось нереальным, как в театре.
Тириз вошел со мной. В приемной ожидало около полудюжины человек. У двоих на шеях гипсовые воротники. Еще у одного в руках птичья клетка. Для чего – понятия не имею. Никто не потрудился взглянуть на нас, очередь будто прикинула, стоим ли мы того, чтобы поднять глаза, и решила, что нет, не стоим.
Секретарша посмотрела на нас брезгливо, как на собачье дерьмо в траве. На голове у нее красовался на редкость отвратительный парик.
Я спросил, можно ли видеть Питера Флэннери.
– У него клиент.
Казалось, секретарша вот-вот надует пузырь из жвачки.
Тириз выступил вперед и жестом фокусника достал из кармана скрученную трубочкой пачку денег толщиной с мое запястье.
– Передайте вашему начальнику, что за нами не задержится, – ухмыльнулся он. – А если он примет нас прямо сейчас, так и вам перепадет.
Через две минуты мы входили в святая святых юридической конторы мистера Флэннери. В кабинете пахло сигарами и лимонным освежителем. Стояла мебель типа той, что вы можете найти в крупных универмагах – дешевая подделка под дуб и красное дерево, залапанная до черноты. На стенах не было дипломов, лишь сомнительные сертификаты, призванные, видимо, впечатлить легковерных посетителей. Один из них, в частности, сообщал, что хозяин кабинета состоит в Международной ассоциации дегустаторов вин. Другой доводил до вашего сведения, что Флэннери присутствовал на Лонг-айлендской официальной конференции в 1996 году. Большое дело. Висели тут и выцветшие фото молодого Флэннери с какими-то, надо полагать, то ли звездами, то ли политиками. Я не узнал ни одного. Венчали экспозицию фотографии улыбающегося Флэннери с клюшкой для гольфа в руках.
– Прошу вас, джентльмены, – повел рукой адвокат. – Садитесь.
Я принял предложение. Тириз привалился к стене, скрестив руки на груди.
– Итак, – начал Флэннери, выплюнув слово, как комок жвачки, – чем я могу вам помочь?
Питер Флэннери напоминал усохшего атлета. Его некогда золотые локоны выцвели и поредели, черты лица расплылись. Он был одет в вискозный костюм-тройку – я таких сто лет уже не видел, – из кармана пиджака свисала золоченая цепочка от часов.
– У меня к вам несколько вопросов по давнему случаю, – сказал я.
Глаза Флэннери, еще не до конца потерявшие юношескую голубизну, уставились на меня. На столе я заметил фотографию самого Питера с толстой женщиной и неуклюжей девочкой-подростком лет четырнадцати. Все трое напряженно улыбались, я бы даже сказал – морщились, будто собирались чихнуть.
– Давнему случаю? – переспросил мой собеседник.
– Моя жена посетила вас восемь лет назад. Мне нужно знать зачем.
Адвокат бросил быстрый взгляд на Тириза. Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди и спрятав глаза за темными стеклами.
– Я не понял. Вы что, разводились?
– Нет.
– Тогда… – Флэннери шутливо поднял руки вверх и пожал плечами. – Принцип конфиденциальности. Неразглашение информации клиента. Боюсь, я не смогу вам помочь.
– Думаю, моя жена не была вашей клиенткой.
– Вы совсем запутали меня, мистер… – Он выжидательно замолчал.
– Бек, – закончил я. – Не мистер. Доктор.
Когда я назвал имя, подбородок Флэннери дрогнул. Я забеспокоился, не в курсе ли он последних новостей. Нет, тут что-то другое.
– Мою жену звали Элизабет.
Флэннери молчал.
– Вы ведь помните ее?
Он опять задумчиво поглядел на Тириза.
– Она была вашей клиенткой, мистер Флэннери?