Не говори никому - Страница 69

Можно спорить, что тут я ступаю на скользкую почву. Согласен, хотя в жизни подобные ситуации случаются чаше, чем кажется. Проблема в том, что когда вы делаете выбор, его эхо влияет на всю дальнейшую жизнь, и не только теоретически: непредсказуемые последствия любого поступка не просто уродуют вашу душу, они могут сокрушить всю вашу жизнь.

– Вроде все тихо, док.

– Похоже на то, – отозвался я.

Брутус высадил меня возле дома Шоны и Линды на Риверсайд-драйв.

– Мы будем за углом, – сказал Тириз. – Если что – звоните.

– Хорошо.

– Пистолет при вас?

– Да.

Тириз положил руку мне на плечо.

– Тут либо вы, либо они, док, – сказал он. – Держите палец не спусковом крючке.

Какой уж тут выбор…

Я вылез из машины. Вокруг гуляли мамаши и няньки, толкая перед собой суперсовременные детские коляски, которые складывались и раскладывались, поднимались и опускались, наклонялись под нужным углом вперед и назад, играли музыку и, кроме ребенка, а то и двух, вмещали еще памперсы, салфетки, печенье фирмы «Гербер», коробочки с соком (для детей постарше), запасную одежду, бутылочки и даже аптечки. Все это я знал не понаслышке (работая с неимущими вовсе не обязательно отказываться от вызовов в богатые районы), и после испытаний, выпавших на мою долю за последние дни, меня странно успокаивала столь идиллическая картина. А также тот факт, что она может спокойно сосуществовать рядом с тем ужасом, через который мне пришлось пройти.

Я подошел к дому. Линда и Шона уже спешили навстречу. Первой успела Линда – подбежала и обвила меня руками. Я обнял ее в ответ. Удивительно приятное ощущение.

– Как ты? – спросила сестра.

– Прекрасно, – ответил я.

Все мои заверения не помешали ей снова и снова в различных вариациях повторять этот вопрос. Шона остановилась в нескольких шагах от нас, вытирая слезы. Я поймал ее взгляд через плечо Линды и улыбнулся.

Объятия и поцелуи продолжились в лифте. Шона вела себя сдержаннее, чем обычно. Сторонний наблюдатель приписал бы это тактичности, желанию дать брату и сестре без помех проявить свои чувства. Сторонний наблюдатель не знал Шону. Шона всегда оставалась собой, в любых обстоятельствах. Она бывала резкой, требовательной, забавной, сердечной, искренней, верной и преданной. Она никогда не притворялась и не носила масок. Если бы вы искали полную противоположность понятию «нежная фиалка», вам не пришлось бы долго выбирать. Шона была такой, какая она есть. Даже прямой удар в лицо не заставил бы ее отступить.

Я внутренне напрягся.

Когда мы вошли в квартиру, Линда и Шона обменялись многозначительными взглядами. Рука Линды соскользнула с моего плеча.

– Шона хочет сначала поговорить с тобой наедине, – сказала сестра. – Я буду на кухне. Сделать тебе сандвич?

– Да, спасибо, – сказал я.

Линда поцеловала и обняла меня еще раз, как будто хотела увериться, что вот он я – живой, из плоти и крови, а потом вышла из комнаты. Я взглянул на Шону. Она по-прежнему держала дистанцию. Я развел руки, будто спрашивая: «Ну?»

– Почему ты сбежал? – спросила Шона.

– Получил еще одно сообщение.

– По тому адресу, на «Бигфуте»?

– Да.

– Почему оно пришло так поздно?

– Потому что было зашифровано. Я не сразу сообразил.

– Как зашифровано?

Я рассказал про Бэтледи и «Тинейджеров-секспуделей».

– Так вот зачем ты использовал компьютер «Кинко»? Ты разгадал шифр, гуляя с Хлоей?

– Точно.

– И что было в том сообщении?

Я не мог понять, почему Шона расспрашивает меня так подробно. Человек она, как я уже говорил, открытый, детали обычно лишь путают ее, отвлекают от главного.

– Элизабет хотела, чтобы мы встретились в парке на Вашингтон-сквер вчера, в пять часов вечера. Предупредила, что за мной могут следить. И приписала, что, несмотря ни на что, любит меня.

– И поэтому ты бежал? Чтобы не пропустить встречу?

Я кивнул.

– Эстер сказала, что под залог меня освободят не раньше полуночи.

– Ты попал в парк в назначенное время?

– Да.

Шона качнулась ко мне.

– И что?

– Она не появилась.

– И несмотря на это, ты убежден, что сообщения были именно от Элизабет?

– У меня нет других объяснений.

В ответ на мои слова Шона улыбнулась.

– Что? – спросил я.

– Ты помнишь мою подругу Венди Петино?

– Модель, – сказал я. – Глупая, как пробка.

Шону явно насмешило мое определение.

– Как-то, – продолжила она, – Венди взяла меня с собой на обед к ее знакомому, «гуру-экстрасенсу». Клялась, будто он умеет читать мысли, предсказывать будущее и тому подобное. В тот момент гуру помогал ей общаться с погибшей матерью – та покончила с собой, когда Венди было всего-навсего шесть.

Я слушал Шону молча, не задавая лишних вопросов, так как знал: она никогда не говорит зря и рано или поздно все объяснится.

– И вот мы пообедали и перешли к кофе. Гуру – по-моему, его звали Омей – поглядел на меня блестящими пронзительными глазами, знаешь, как они обычно смотрят, и сказал, что чувствует – он так и сказал: «Чувствую» – мой скептицизм и предлагает высказать все, что у меня на уме. Ну, ты меня знаешь, я сказала ему, что он – мешок с дерьмом и выкачивает из бедной Венди последние деньги. Омей не рассердился, что разозлило меня еще больше, и протянул маленький кусочек картона, размером с визитную карточку, попросив написать что-нибудь, что знаю только я: какую-то дату, чьи-то инициалы, все, что угодно. Я проверила карточку, она была пуста, но я все-таки решила использовать свою собственную. Ясновидец не возражал. Я достала визитку, Омей предложил ручку, однако я опять отказалась и взяла свою – боялась, что у него она с каким-нибудь секретом. Он снова согласился. Я написала твое имя. Просто: «Бек». Гуру взял картонку. Я следила во все глаза, не сделает ли он пальцами какой-нибудь фокус, но он просто передал ее Венди, а потом взял за руку меня. Закрыл глаза, затрясся, как в припадке, и, клянусь тебе, я почувствовала, как что-то прошило меня, какое-то непонятное ощущение. Омей открыл глаза и спросил: «Кто такой Бек?»